70-летию Великой победы посвящается…

Нет ни одной семьи, которой бы не коснулась война 1941—1945 г.г. Коснулась она и моей семьи. Остались кое-какие обрывки воспоминаний, хотя мне было тогда около 5 лет. Родилась я и жила до войны в Ленинграде. Мой отец Борис Николаевич Крохотин работал от Смольного в Волхове Ленинградской области в Главсевзастрое секретарем партийной организации. Погиб в поезде при бомбометании вражескими самолетами 27/Х 1941 г. возле Волхостроя. К сожалению, до сих пор не знаю, где его похоронили.

Семью он вывез из Ленинграда в начале войны к своим родителям, где-то в район белорусских лесов. Бабушка с дедушкой и их семья жили в деревне. Помню, когда ворвались вооруженные немцы к нам в хату, я сидела на печке. Было страшно, когда они под дулами автоматов стали выгонять нас на улицу.

Всю деревню згнали в какое-то большое помещение и заперли. Помню, было очень тесно и холодно. Утром нас погнали в лес в сопровождении двух вооруженных солдат на лошадях. Была или ранняя весна, или поздняя осень, т.к. было очень холодно и много луж.

Не знаю, куда нас гнали. Через некоторое время вдруг исчезли эти два всадника — и люди побежали кто куда. Дальше помню большак, по которому мы шли. В основном по большаку шла военная техника и люди, военные и гражданские.

Все мы очень устали, есть было нечего, и несколько семей из нашей деревни остановились и стали рыть землянки, где мы и жили, не помню, сколько, но событий в этом месте осталось достаточно для воспоминаний. Скорее всего, эта территория была захвачена немцами, т.к. огневую точку они установили в нескольких метрах от нашей землянки.

Через большак была какая-то деревня, куда я ходила просить у людей милостыню, где иногда меня кусали голодные собаки. Через некоторое время я поняла, что этим людям самим нечего есть. Тогда голод заставил меня, переборов страх, идти просить еду у немцев. Я проследила, где обедают немецкие солдаты, и приходила ровно к обеду. Не буду врать, они никогда меня не отпускали голодной и даже начали учить меня немецкому языку. Солдат я не боялась, а боялась офицеров. Это были другие люди.

Постоянно шли бои. Немецкий пулемет захлебывался над нашей землянкой. Во время боя никто не выходил на улицу. Я не знала, что такое «Катюша», но хорошо знала их звук, т.к. когда начинали «петь» наши «Катюши», то прекращался бой и можно было выходить на улицу. А «улица» наша была — узкий берег реки и несколько землянок.

Однажды я не успела до боя попасть в свою землянку. Мне пришлось, чтобы остаться живой, «нырнуть» в первую попавшуюся. Людей там не было, зато была огромная пуховая постель, куда я легла и завернулась с головой, чтобы не слышать боя. А когда окончился бой, я поняла, почему в этой землянке не было людей. Оказывается, вся постель была изрешечена пулями. Это означало, что меня снова спас Бог!

Чтобы не умереть с голоду, взрослые собирали что могли: траву, гнилую картошку с полей. Из этой картошки бабушка пекла блины «тошнотики», которые мне казались очень вкусными. По ночам дедушка с младшим сыном (подростком) ходили вырезать куски мяса с убитых лошадей. Это было очень опасно. Немцы, застав кого-нибудь за этим делом, расстреливали на месте. На моих глазах была расстреляна еврейская семья. Если немцы заставали подростков за воровством, бросали в колодец живыми.

Когда освободили от немцев эту территорию, за мной приехала старшая сестра моей мамы. Увидев меня, она ужаснулась, т.к. я была не та девочка, которую она видела до войны. Перед ней стояло чудовище из костей, обтянутых кожей, в болячках и вшах. Рваное тряпье, обтянутое веревкой, на ногах калоши, привязанные веревкой. До дома мы ехали на товарняках. Была зима, и, чтобы я не осталась без ног, тетя всю дорогу держала мои ноги между своими.

Потом мне пришлось долго лечиться и приходить в себя. Думаю, что в оккупации я была года два, т.к. когда немцы нас захватили, мне было где-то 5 лет. А когда меня тетя привезла к бабушке под Москву, я пошла в первый класс.

После войны начался голод. Русские от голода бежали в окраинные республики. Мы двинулись в Среднюю Азию, но по дороге нас обокрали. Вытащили все: и вещи, и деньги, и билеты. Нам пришлось выйти из поезда. Мы оказались на Таманском полуострове в какой-то станице. Там тоже был голод. Тоже пришлось побираться. Именно там я узнала, как люди умирают от голода. Это очень тяжело: накатывает тяжелая давящая волна, от которой нет спасения. Опять милосердный Бог через людей не дал мне умереть. Мы снова двинулись в Среднюю Азию, но попали в Крым (Гурзуф). Там я увидела военнопленных, они востанавливали город, который разбомбили. Это были не немцы, а мадьяры (румыны). Они были, видимо, голодные, т.к. через заграждения протягивали руки. У меня все внутри обрывалось от жалости, и я все, что было в руках, отдавала им. После этого меня перестали посылать в магазин.

Опято начался голод и в Крыму. Мы наконец-то добрались в Среднюю Азию, в Киргизию, в город Ош. Прожили мы там 3 года. Никогда не забуду их прекрасные сады, их благоухающие базары. У них такие сладкие и ароматные фрукты, виноград, арбузы, дыни! А какие у них молочные продукты! Их кухня несравнима ни с какой другой. Вот там-то мы и ожили, отъелись. До сих пор все это вспоминаю как сказку. Благослови их Бог и дай им мир!

Татьяна Борисовна АППАЕВА, Тырныауз, Республика Кабардино-Балкария, Россия

(Из письма в редакцию)