Зачем штыки равнять с пером,

По судьбам бить каленым жезлом?!

Стихи едины  со шприцом

И скальпелем — в почете честном.

Слова мои.

     Так я ответила Владимиру Маяковскому на его фразу «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо».  

      Просто в течение десяти лет я была знакома с  Музой в белом халате — Ниной Субботиной.

       Врач-реаниматолог, путешественница, художник по дереву.  Эта женщина успела сделать за свою жизнь необычайно много всего: спасла  сотни жизней, изъездила  много стран, сняла тысячи фотографий, изготовила сотни деревянных скульптур, организовывала творческие вечера.

     Родилась Нина Геннадьевна в Узбекистане, куда занесла судьба ее отца — военного летчика. Мама Нины была врачом.  И то ли это генетически заложено — передача белого халата и клятвы Гиппократа по наследству, то ли  мама оказала такое влияние, но врачами стали Нина и ее младшая сестра Грета.  Субботина-старшая выбрала одну из сложнейших профессий — анестезиолога, а ее сестра стала  гинекологом.

     По окончании Рязанского мединститута, Нина Геннадьевна попросилась на  работу подальше от дома, дабы выйти из комфортной зоны и испытать себя. Испытывать себя ей предстояло в сложных условиях Алтайского края. Потом она обосновалась в Минске, но не долго сидела на месте, а уехала работать в Йемен, в тяжелейшие условия. Наверное, призвание спасать жизни, все время вело ее за собой путеводной звездою.

     Позже Нина освоила нетрадиционные методы лечения: иглоукалывание и биоэнергетику. Ведь входить в палату к тяжелобольным нужно со светлым лицом и положительным эмоциональным зарядом.

     Но все это я узнала позже. Ведь я знакомилась не с  Субботиной-врачом, а с Субботиной-поэтессой  в «Содружестве деловых и творческих женщин» и на социокультурном проекте «Резонанс», который она  вела до последнего, до своего ухода в Вечность.

     Муза пришла к ней нежданно-негаданно. Уж, простите за такую подробность, на пятом десятке.  Почему извиняюсь? Да потому, что у настоящих женщин не бывает возраста. Да и у  муз тоже его нет. А поэзия мало того, что гостья небесная, так еще и женского рода. Впрочем, проза также. Но поэзия умеет возвышенно преподнести любые моменты жизни. Проза  это делает немного приземленно.

    Итак, Нина Геннадьевна в ту зиму сломала руку. И вот сидит она дома.  И тут рифмованные строки идут одна за другой. Может, это ей подарок свыше  за сотни спасенных жизней?!  А, может, Дар Божий ждал своего выхода, словно  актер, которого   готова принять сцена.

         Сестра я Христу и Аллаху сестра.

         И истина эта прозрачно чиста.

        И Кришна мне брат, и Будда мне брат.

      Религии все я в один ставлю ряд.

      И их изучив, подвела я итог:

      Один существует всех любящий Бог.

          Пускай бы каждая мать своему ребенку при рождении читала сии строки. Особенно  матери смертников-комикадзе, внушающие своим детям иное. Ну, не позволит Бог убивать своего брата!

         Ничего не помню, только вот ромашки…

         От душистой неги утро нараспашку,

         Ничего не помню. Только соловьи,

         И такой медовый привкус у любви.     

Читая эти строки, видишь себя совсем юной девчонкой, бегущей навстречу первому чувству. 

           Улыбка — это тающие льдины,

           Обиды замороженной души.

          Улыбка — и сердца наши едины.

          Что любишь — мне улыбкой подскажи.

     Да,  одна улыбка скажет то, что не скажешь  словами.

      Несмотря на сумасшедшую  нагрузку на работе, Субботина успевала много путешествовать, даже подрабатывать внештатным экскурсоводом.  Была почти на всех континентах. Из каждой поездки, помимо  новых стихов, она привозила камни, ракушки, кораллы, поделки местных мастеров и новые фотографии и слайды. Япония — была последней страной, которую посетила Нина Геннадьевна.

     А еще я помню, как  во время творческих встреч, а также, когда отмечала свои дни рождения, Нина Геннадьевна, переодевалась по нескольку раз. И это было не простая смена одежды, а перевоплощения, проведение своеобразных ритуалов. 

«Жизнь меня ждет долгая,— сказала Субботина на своем последнем земном дне рождения». А одна из наших участниц проекта  еще прочла: «Ниночка Геннадьевна, Ниночка Нарядьевна».  Она хотела прожить огромную жизнь, ибо планов было громадье — столько, что за эту самую ОДНУ ЖИЗНЬ сделать сложно. Слишком жадной к жизни была Нина. Да почему же была? ОНА ЕСТЬ. И  останется  бессмертной   в душах тех, кого лечила  не только на профессиональном поприще, а на творческом тоже.

«Наши мертвые нас не оставят в беде» — пел В.Высоцкий. Но Владимир Семенович был ребенком атеистического времени. И ему допустимо не знать, что нет мертвых, а есть ВЕЧНЫЕ!

Она шла на свою любимую тяжелую работу после перенесенного первого инсульта. Она не красовалась на сцене, а  открывала зеленую улицу новым талантам. О творчестве она отзывалась в превосходной степени: «Увлечение интересным делом поднимает над суетой, помогает по-доброму взглянуть на окружающий мир».

     У нее не было своей семьи. Наверное, потому, что ее огромнейшей семьей  стал мир творческих людей, которых она согревала теплом своей огромной души. И спасенные ею пациенты. И, простите, покажется глупостью, что я сейчас напишу, но ритуальный зал, где происходило прощание с Музой в белом халате, не вмещал  такое количество людей. Это человек оставил такой след в  других сердцах.

       Не знаю, по какой причине

       Всегда я в гуще, на виду,

       Чужую отвожу беду…

       Всем сердцем там,

       Не вполовину.

Светлана Чарная, г.Минск